Продложаю тему.
Расскажу про еще один поход, точнее некоторые его эпизоды.
Я была уже начинающим подростком, мы тогда как раз переехали на Алтай строить ГЭС на Катуни (я, понятно, в роли мухи из известного анекдота). Проект позже закрыли за недостатком финансирования, но тогда все еще только начиналось. Мы же, естественно, начали по этому самому Алтаю активно ходить. В том числе в летние отпускные длинные походы.
И вот пошли мы в четырехнедельный поход по горам и долам. Населенных пунктов в нашем маршруте было три – прибытия, убытия, и один посередине.
Первая часть – переход через некий хребет. Около недели подходов, перевал, и несколько дней выхода на тракт, откуда начиналась вторая петля маршрута.
С перевалом этим связяны прекрасные истории. О еде и о женской красоте.
Должна сказать, что это была середина 80-х и с едой в магазинах было плохо. Не то чтобы ее не было уж совсем, но разнообразие и качество как-то особенно страдали. С едой, годной для походов, а особенно для многодневных походов было и вовсе плохо. (Кто имеет свои воспоминая об этом периоде, учтите, что жили мы не в Москве, и даже не в крупном городе вовсе, ни блата ни законных благ не имели никаких, покупали и ели исключительно только то, что продавали в обычных гастрономах всем людям. Родители тогда, конечно, завели огородик (огородик! отдельная песня моего детства!), как и все окружающие, но картошка и огурцы это не то, что можно взять в многодневный поход в горы.
Помимо всего прочего, раскладку для этого похода матушка моя составляла в приступе размышления о необходимости похудения. Она периодически находила у себя лишний мифический килограмм, и мы с ним всей семьей боролись. Матушка с энтузиазмом, а мы под дулом пистолета. В этот раз она крайне неудачно вспомнила о нем на момент сбора продуктов в поход, что сильно повлияло на количество взятых продуктов, и так не страдавших особом качество в походном смысле слова.
Под воздействием всех этих внешних и внутренних обстоятельств у нас образовались рожки, рис, несколько банок тушенки и несколько банок рыбных консервов. Консервов было такое количество, что одна банка (банки такие плоские небольшие) шла на две еды к макаронам или рису – полбанки на ужин и полбанки на завтрак (нас было три человека). Еще некоторое количество супчика змеиного развесного (такие сушеные супчики в пакетиках, но в этот раз их продавали нефасованными на вес), это не нынешняя лиофилизированная еда мужская, это такой европейский аналог китайской лапши, только почти без лапши, довольно низкокалорийная вещь (не забывайте, я говорю о рационе многодневного горного похода). Вот супчик на обед и был. А также сахар, немного сухарей, и чуть-чуть карамелек, последние в основном для матушки. Отличный похудательный рацион, если бы в те времена кому-то из нас надо было худеть.
Матушка где-то перед самым походом урвала кусок окорока, точнее копченую свиную голень, мясо там соотвественно было мало, с основном кость и шкура. Но пахло ароматно. Первую неделю похода мы от этой ноги отрезали по прозрачному ломтику мяса на брата в день. Как раз к перевалу осталась одна прекрасно пахнущая кость. Для кости у матушки была заныкана горсть фасоли. Обычной сухой фасоли. На ужин перед перевалом планировался роскошный фасолевый суп на кости от окорока. Матушка даже проявила предусмотрительсти и утром дня, когда мы должны были подойти непосредственно под перевал смочила фасоль водой и несла этот мокрый пакетик. И мы этот суп весь день предвкушали. Более того, мы отменили обед, чтобы побыстрее дойти до места, где ждал нас царсткий ужин.
А теперь о месте организации ужина.
Я не помню точные высоты, но первал что-то чуть ниже 3000 метров. Окрестные горушки чуть выше трех тысяч. На одну такую мы слазали, когда подошли к месту ночевки. На перевале ледник, безопасный, без трещин, но вполне себе ледник. Становились мы существенно выше уроня леса, в зоне альпийских лугов и стланика. Стланик – это такие карликовые деревья – ива, береза и кедр (кедровая сосна), своей карликовостью обязанные высоте и связанными с ней суровым климатическим условиям. Стланик – такой сплошной кустарниковый (ну они деревья конечно ботанически, но морфологичеки кустарник) покров от по колено до вам по это самое будет. Ходить по нему мучительно – сплошное переплетение цепких пружинящих веток, продираться через которое пытка. А пытаться со стланика собрать дрова на костер это отдельное нездоровое развлечение. Веточки тоненькие, сохнут в порох, сгорают мгновенно. Набрать нужно количество дров на готовку еды, ползая по этим карликовым буеракам можно, но нетривиально.
Да, для познакомившихся с походами уже в североамериканских условиях – готовили мы (и не только мы, а вообще все кто ходит преимущественно в лесной зоне) на костре. Примуса носили только в горы (в смысле в те горы, где дров уже нет вообще никаких) и в тундру зимой. У нас примуса отродясь не было, примус вживую я только в альплагере увидела.
В общем костер и котелок. И стланик на дрова. Это совершенно нормально, когда надо сварить макароны или змеиный супчик. Но когда вам надо сварить фасолевый суп (из простой сушеной фасоли, условное замачивание ей не очень помогло) на кости от окорока.. И еще на высоте. Пропустив обед. Два часа! Две (нецензурное слово) часа! мы непрерывно собирали тонкие сушеные веточки и варили-варили-варили злощастное бобовое. Когда его стало возможно раскусить, не сломав зубы, мы его съели. С легкой ненавистью и тяжкими размышлениями о судьбах вселенной.
Тут я искренне и от всего сердца поднимаю тост за изобретателей еды мужской лиофилизированной, а также того, кто сделал ее свободным достоянием любого походника.
К еде мы еще вернемся, а пока обратимся к женской красте. Конечно лучше бы поговорить о красоте внегендерно, но отец мой к тому моменту успел зарости бородой, что его и спасло частично от участия в этом цирке уродцев.
Все тот же пресловутый первал, под которым мы варили злополучную фасоль. Когда мы под него пришли, светило солнышко, кругом цвели цветы и травка зеленела как могла. Ночью выпал снег. Бывает в это время года на этой высоте. Тонким слоем, никакой лавинной опастности не создал, движения тоже не затруднил, просто покрыл все беложножной простыней с нефиговым альбедо. А к утру тучи рассеялись и на чистое голубое небо вышло ослепительное июльское солнце. А кругом чистейшее белоснежное покрывало. А высота под 3000 метров. А слово санскрин в нашем личном мире еще не известно. И что характерно, не только слово, но и сущность.
Дополнительно следует отметить, что у матушки моей есть убеждения. Многочисленные. Одно из них, что обгорание (на солнце) с последующим облезанием обновляет кожу и очень полезно, поэтому от солнца прятаться нехорошо. Надо сказать, что она по сей день с удовольствие каждое лето жарится на солнце до полной смены кожи. Исключение глаза, у всех нас на тот момент был уже печальный опыт сжигания глаз (не обязательно солнцем), так что темные очки были. Папа же пожизни был круглогодично загорел, вдобавок с бородой, на солнце никогда не сгорал, так что даже не подумал о возможных последствиеях. Впрочем для его организма их не оказалось, психика вот другое дело.
Свежий снег, голубое небо, яркое солнце, крастота кругом. Мы прекрасно перевалили, спустились на уровень леса, поужинали и завалились спать.
Утром я не смогла открыть глаза. В абсолютно буквальном смысле этого слова. Веки не размыкались, не смотря на все старания. Почувствуй себя Вием. Первая же попытка пошевелить головой показала, что любое прикосновение к лицу причиняет нечеловеческую боль. Ну вы поняли – ожог, отек и прочие прелести. Глаза приоткрыть удалось (все таки они не сгорели, просто веки отекли вместе со всем лицом), а вот рот не открывался, потому как больно, так что с питанием было затруднительно. А вокруг солнце полыхает, посылая дополнительный страстный ульрафиолет на пылающую кожу.
Мы с матушкой обе выглядели и чувствовали себя как давно забытые на солнцепеке вампиры, и только папе как с гуся вода. Хорошо мужикам с их растительностью на лице, а они еще жалуются на бритье. Замотались физиономии полотенчиком и футболкой, что тоже не подарок, потому как любое прикосновенье – чистая боль, и пошли вниз, опухшие, пунцовые и страдающие.
Через несколько дней у нас предполагался выход в промежуточный населенный пунк (на самом деле пункт нам был ни значем, просто тропа, ведущая нас дальше к Телецкому озеру пересекала тракт ровно в месте стояния этого самого пункта (что понятно, не все бродят месяцами по Алтаю туда-сюда, многи делают более короткие кольца, приехав именно сюда). Но не суть, в поселок нам было выходить по любому.
За дни спуска ожоги начали заживать – боль прошла, опухоль спала, ярко-пунцовый цвет перешел в черноту. И за день до выхода мы начали облазить. Выходим в поселок – качественно обросший загорелый мужик и с ним две женщиы – физиономии черные с ярко-красными полосами и пятнами, и клоки свисающей кожи. И вся эта компания уже две недели не мытая, ясен пень. Толи индейцы на тропе войны, толи прокаженные, сбежавшие из бараков. А в поселке, как выяснилось, солнца уже месяц не показывали, все бледные ходят, смотрят на нас подозрительно и отходят от греха подальше.
Как вы уже поняли, мы две недели уже сидели (а точнее ходили) на очень занятной диете. И еще две следующие недели нам предстояло это продолжить.
В общем, к моменту спуска в поселок, о еде мы думали разнообразно и настойчиво. Вообще в походах о еде думается часто, много и и порой извращенно, надо сказать. А был это поселок ртутного рудника. Со столовой и магазинчиком. Как я уже сказала, была это середина 80-х, т.е. с едой, особенно с ее разнообразием, в стране в среднем было фиговато. А у ртутного рудника было спецснабжение. А поскольку находился он у черта на куличках, и левые люди туда если и попадали, то крайне редко, то никто не заботился о не допуске их к пищевым благам рудодобытцев. Столовая и магазин были открыты для всех. Даже нашу группу прокаженных с поводырем туда пустили.
А там такое крайне необычное меню для общедоступной столовки того времени. Не по набору блюд, а по исполнению. Борщ наваристый с большим куском мяса и пампушкой, котлеты (из мяса!) с ладонь со щедрой порцией картофельного пюре с маслом, селедочка, салатики.. (боги, сколько лет прошло до сих пор помню!) и компот (я не фанат компотов, просто он был). Мы взяли всего (ну или почти всего) по две порции на брата. На нас стали смотреть с еще большей насторженностью и за соседние столики не садились. Но милицию не вызвали, правда, и на том спасибо.
Как то я незаметно вернулась к теме еды, еда она все же актуальнее красоты как оказывается.
Мы знатно пообедали (с трудом, но все доели, да), а потом зашли в магазинчик купить чего-нибудь вкусного с собой. А там были прекрасные шоколадные конфеты и копченая рыба. Вот их мы и купили и пошли дальше по маршруту. Но так эта рыба нам пахла чарующе из рюкзака, что часика через три мы не выдержали, остановились и ее сожрали. И конфетами закусили. И не запили, потому как воды в округе не было. А воду с собой на маршруте носить воспитанникам советского туризма было не принято (я уже как-то писала об этом, и последний эпизод описывала, но тут тоже пусть будет для полноты картины). Идем мы дальше, рыба в организме делает свое дело, а именно просит воды. И чем дальше, тем настойчивее. А воды нет. И чтоб отполировать картинку, сверху моросит мелкий дождь. И под ногами место болотистое, хлюпает. Т.е. вот она вода вокруг тебя, и сам ты намокаешь, но ждажду утолить никакой возможности. Выходим к крохотной бочажке, и вроде воды в ней достаточно, чтобы кружкой зачерпуть, и вода прозрачная, но прямо посреди бочажки возлежит здоровенная куча конского навоза. Это бы удар ниже пояса. Страдали мы в результате до глубокого вечера, пока к месту ночевки на реке не вышли. Сколько лет прошло, а до сих пор эту рыбу и конский навоз помню. Рыба, кстати, вкусная была.
Продолжение возможно следует…
